“INFOTAINMENT” НА РОССИЙСКОМ ТЕЛЕВИДЕНИИ[i]

 

В современной медиакультуре среди разнообразной продукции телевидения, радио, Интернета все большее место отводится новым жанрам, которые строятся на основе развлечения. Эта тенденция неизменно сопровождает средства массовой коммуникации (СМК) в их стремлении привлечь и удержать внимание как можно большей аудитории.[ii] Развлекательность можно рассматривать как один из атрибутов “медиума”. Кажется, что с течением времени СМК все больше осознают ее в качестве своей глубинной характеристики, которая  привносит собственные смыслы в сообщение, независимо от его содержания. Развлекательность постепенно становится не только важной компонентой медиапрограмм, но и их формой, несущей с собой новые значения.

На телевидении появляются “гибридные” передачи, в которых формулы привычных жанров соединяются с ходами, приемами, стратегиями шоу, игры, театрализованной постановки. Об их популярности свидетельствуют новые названия, образованные при помощи слова “entertainment” (“развлечение”).[iii] Рассмотрим более подробно один из новых телевизионных продуктов, “infotainment”, гибрид информации и развлечения, уделяя особое внимание специфике современных российских телепрограмм.

Передачи в жанре “infotainment” появились на российских экранах сравнительно недавно. Пожалуй, самые яркие и обсуждаемые из них, - проекты Леонида Парфенова  “Намедни” и “Страна и мир”. Эти программы - предмет анализа в настоящей статье. Их изучение представляется важным из-за того влияния, которое они оказывают сегодня на другие продукты медиа. Во многих телепередачах заимствуются их стилистика и приемы выбора материалов, построения сюжетов, способы общения со зрителем. В российском эфире “infotainment” нередко заменяет собственно информационные и аналитические программы, претендуя на их нишу.[iv]

Проанализируем, как строятся вербальные и визуальные тексты “Намедни” и “Страны и мира”. Для такого исследования актуальны теоретические разработки, содержащиеся в трудах Маршалла Маклюэна (взгляд, фиксирующий особенности телевидения  как средства коммуникации, которое «само является сообщением»), Ролана Барта (внимание к риторике, значениям и коннотациям базовых слов, к мифологиям популярной культуры).[v] Отметим так же значимость подхода, предложенного исследователями “cultural studies” - Раймондом Уильямсом, Стюартом Холлом, Лоуренсом Гроссбергом, Джоном Фиском. Для этих авторов важно определить, какие культурные контексты задействованы в разбираемом тексте, какие идеологии они транслируют. Культура мыслится ими как “политическое” понятие: телевидение как и другие СМК играют существенную роль в конструировании повседневного жизненного мира.[vi]

Представление информации в новостных и аналитических передачах на телевидении подчиняется многим условностям. Медиум задает свои ограничения, к которым относится небольшая продолжительность сюжета, обязательность видеоряда, коллажность, переходы в стиле “а теперь… о другом”, драматизация и т.п.[vii]. В любых информационных передачах присутствуют элементы развлечения, доставления удовольствия зрителю, или с помощью занимательности сообщения, его сенсационности, рассчитанной пропорции между ужасом и комизмом, благодаря личностному стилю обращения ведущего к «своей» аудитории. Сегодня в этот ряд добавляются новые требования, которые предъявляет к медиапродукции Интернет. Телевидению необходимо учитывать их для сохранения конкурентоспособности. Движение в сторону развлекательности связано отчасти с влиянием Сети, где предлагается множество ресурсов, которые сочетают информацию и элементы шоу, и интерактивных сайтов, дающих возможность пользователю участвовать в производстве информации.

Понятие “infotainment” подразумевает привнесение яркости в программу, которая представляет события дня или недели, ее ориентацию на зрелищность. Человека, включившего телевизор, следует удержать у экрана; ему не должно быть скучно, поэтому “интересность” становится основным критерием новостей и аналитики. Такое определение главной задачи программ “infotainment” вызывает дискуссии о границах жанров на телевидении, целях новостных передач, профессиональной этике журналистов, социальной ответственности телевидения.[viii]

Правила шоу предусматривают большую формульную нарративность, драматичность информационных сюжетов – учет логики мелодраматических или детективных историй, с их узнаваемыми персонажами, завязкой, развитием, кульминацией, развязкой и моралью. Действие в шоу и поведение его героев в значительной степени подчиняются сценарию режиссера с заранее запланированными эффектами. Окончание “–tainment” предполагает также “современность”, “модность” развлечения. В 1990-е гг. актуальность в видео-продукции массовой культуры связывалась с визуальной эстетикой MTV.[ix] Сегодня этот язык все еще признается “прогрессивным”. Его характерные черты - акцент на зрелищности, красоте поверхности сюжета-клипа, его лаконичность и динамизм, “хитрости” монтажа, высокий темп и быстрая смена образов, прерывистость и несвязность кадров видеотекста. К особенностям актуальной риторики шоу можно также отнести иронию и самоиронию, внешнюю легкость, игру со зрителем.

Такие черты, в той или иной степени, свойственны продукции изучаемого жанра. “Infotainment” задает общую форму, которая может быть по-разному заполнена. Использование приемов информационного развлечения само по себе не предопределяет ни конечный облик телевизионного проекта, ни его качество, поэтому идеологии, смысловые акценты в таких передачах могут сильно варьироваться. При анализе конкретных программ представляется важным помещать их в тот культурный контекст, в котором они создаются и потребляются.

Общий контекст российской медиакультуры 2000-х гг. диктует телевизионным передачам значения, которые трансформируют их содержание. На то, как прочитываются “infotainment”-программы - “Намедни”, “Страна и мир”, влияет также поток других информационных и развлекательных передач, идущих на отечественном телевидении (таких как “Время”, “Вести”, “Сегодня”, “Зеркало” и т.п., с одной стороны, и “Аншлаг”, “Шутки юмора”, “Комната смеха”, “Фабрика звезд”, “Кто хочет стать миллионером”, и т.п., с другой).

В отличие от западных, прежде всего, американских средств массовой коммуникации, российское телевидение существует в условиях государственного лицензирования каналов, при отсутствии сети альтернативного кабельного телевидения.[x] В настоящее время в российской культуре происходит поворот в сторону охранительной мобилизационной идеологии, переход от обозначенной в политике 90-х гг. ориентации на единый «большой мир» к «патриотизму», новому противопоставлению России Западу. В связи с этим в последние годы значительно усилился контроль над  СМИ, и на телевидении все большую роль стал играть фактор цензуры и самоцензуры журналистов. Пространство телеэфира, в результате, характеризует практически полное исчезновение аналитики, минимум политических программ, ставка на развлечение в государственных масштабах – постоянно идущие «праздничные концерты», изобилие юмористических передач в отсутствии сатиры,  игры, ток-шоу.  В сообщениях такого рода развлекательность имеет несомненное преимущество. При этом желание нравиться большой доле зрителей сказывается на содержании и риторике текстов: приоритет отдается упрощенному языку, тривиальным, клишированным и оттого понятным и одобряемым суждениям.

В этих условиях передачи «Намедни» и «Страна и мир» считаются чрезвычайно успешными программами, которые задают планку качества для других телевизионных проектов.[xi] Им сопутствует имидж дорогих респектабельных программ, в полной мере разделяющих образ современного медийного продукта. Рассмотрим подробнее, как они строятся.

Передача «Намедни» появилась  в эфире осенью 2001 года. Согласно официальному сайту НТВ: "Намедни" - это воскресная информационно-аналитическая авторская программа Леонида Парфенова. События, люди, явления, - все, о чем говорили на неделе в стране и мире. Программа отличается новым для российского телевидения подходом к информации. "Намедни" отказывается от принципа "политика-экономика-культура-спорт-погода", принятого в отечественной журналистике. Создателям программы интересно все, что интересно ее зрителям: высокие "паркетные" новости могут соседствовать с материалом из русской глубинки, репортаж из горячей точки - с сюжетом из жизни голливудских звезд. "Намедни" по-новому подходит не только к содержанию, но и к форме. Высокий темп, насыщенный видеоряд, дополняющий комментарии ведущего, - так, по мнению авторов, должна подаваться информация в новом веке» [-здесь и далее мой курсив].[xii]

Близким образом описывается новостная программа «Страна и мир», которая выходит вечером по будням, с 2003 г. «Программа "Страна и мир" посвящена главным событиям дня в России и за ее пределами. Российский взгляд на мировые новости и взгляд на Россию со стороны. Это программа для тех, кто нашел место в современной российской жизни и имеет собственную точку зрения. В студии программы - две пары ведущих: Асет Вацуева и Алексей Пивоваров, Юлия Бордовских и Антон Хреков. Они освещают события неделя через неделю. Парное ведение дает пространство для новых интонаций в информационном поле: НТВ возвращается к лучшим традициям отечественного телевещания. <…> "Страна и мир" - новое слово, новая форма, новые интонации подачи главных событий дня».[xiii]

По словам Леонида Парфенова (неодобрительно относящегося к самому понятию «infotainment»), программа должна в первую очередь быть интересной для зрителя. «Что касается этого ужасного матюга “инфотейнмент”. ... Какое противоречие в том, что информация интересная? Ведь это всего лишь означает, что она увлекательная и в этом смысле человека до известной степени развлекает. …Мне кажется, что критерий может быть только один — смотрят или не смотрят. <…> [Зритель] Подумает: “Чего-то неинтересно” — и уйдет на другой канал, а, скорее всего, будет смотреть видео. Или уйдет в Интернет, который, в принципе, нужно признать, занятнее среднестатистического российского телевидения. Так что, в конце концов, зритель давно руководствуется понятием “инфотейнмент”. А поскольку человек у телевизора — главный критерий, я предлагаю руководствоваться тем же, чем и он».[xiv]

Выделенные выше слова представляются важными. «Интересность» передачи – достаточно широкое определение; столь же условен аргумент учета желаний аудитории. Эти желания, в конечном счете, не артикулированы, или выражаются лишь в виде рейтинга, который складывается в результате выбора из ограниченного круга предложений. Поэтому идущие в эфир материалы зависят от конструкции «зрителя», моделирования уровня и характера его запросов. Выстроенная виртуальная конструкция предлагается для идентификации самому зрителю, причем на него воздействует вес «всей аудитории», одобряющей телевизионный продукт (феномен «презумпции коллектива», описанный Жаном Бодрийяром по отношению к рекламе). Наиболее легкий путь успеха – предложить человеку у экрана «быть проще».[xv] «Надо понимать, что если мы ворвемся в квартиру обывателя и с порога (с экрана) брякнем: “Добрый вечер! Прага затонула так, что едва видны скульптуры”, этот обыватель скажет: “Слушай, я сидел на диване, мне было хорошо, что ты…” Вот слон утонул, это, что называется, ежу понятно. Это рождает тот доходчивый образ, когда даже в далекой Аризонщине все посочувствуют Праге, о которой они, наверное, до этого момента ведать не ведали».[xvi]

Так в программах задается диапазон аудитории, преуспевающих людей-«обывателей» (не обязательно высоко образованных), «тех,  кто нашел место в современной российской жизни»,[xvii] «тех, кто вписался в рынок» («активные люди у нас молоды и все как-то покатило, все в кайф»).[xviii] Употребленные слова часто используются о российской медиакультуре как маркеры игнорирования «политического». Немодно говорить о политике, но следует отдавать предпочтение «позитивности».

В приведенных цитатах можно отметить любопытную форму исключения определенных ходов - размышления, исследования или критики. Конструируемый образ изначально положителен: человеку у экрана предлагается соотносить себя с «успешным зрителем». Но этот оптимизм исключает открытое проявление какого-либо несогласия с происходящим в российской политике, экономике, культуре.[xix] В риторике программы оно отводится тому, кто неудачлив, «не нашел места в российской жизни», отстал от времени. Борьба с чувством скуки у аудитории нередко выглядит как сражение с рефлективностью зрителя, который может не просто пассивно потреблять новые сведения, но интерпретировать их, и обдумывать интерпретации ведущих передачи, гостей, экспертов.

Рассмотрим один из анонсов сюжетов «Намедни»: «“Хабаровские врачи - потрошители тайно торговали человеческими органами!” – “Мы не спрашивали согласия у родственников. А по закону мы и не обязаны никого спрашивать”. – “Как разбирали людей на запчасти: расследование Алексея Веселовского” – “Заголовки хабаровских газет кричат о “Деле врачей”!” -  “Разговоры в пользу бедных: арестант Михаил Ходорковский снова призвал либералов к ответу”. – “Простите нас, если можете. Позвольте искупить”. – “Ему ответил Егор Гайдар” - “У тебя есть собственность, но нет власти? У тебя не будет собственности!”. – “Теперь за перепланировку квартиры ее могут и отнять!” – “Мне теперь уже страшно за свою жизнь…” – “Тайно стену не снесешь! Служба добровольных осведомителей уже идет к вам!” – “Как вы здесь живете?” - “А с нею Владимир Чернышов” - “В Москве только кремлевские стены несущие”. – “Что скрывала от народа Кондолиза Райс, то и показала вместо нее Джанет Джексон”. – “Тебе надо потрясти сиськой!”- “Простите?!” – “Главное недолго, раз и все”. – “Пародийность... со сладострастием и смех сквозь слезы на тему Ирака” – “Я уверен, какой-то ответ должен прийти мне в голову”. – “Русского пуля боится? Русского плен не берет? Надолго ли? Война глазами русских иракцев”. – “Бух-бух-бух, и пошло, пошло”…, и т.д.». Слова сопровождаются стремительной сменой кадров, среди которых и афиша кино с названием «Забирая жизни», и  оправдывающийся хабаровский «врач-потрошитель», и мультипликационная рука арестанта-Ходорковского, пишущая письмо из тюремной камеры, и Егор Гайдар, и обнажающая грудь Джанет Джексон, и многое другое.

«Infotainment», прежде всего, шоу, но в российском эфире оно замещает информационные и аналитические передачи, имитирует их присутствие на телевидении. Черты спектакля «infotainment» проецирует на ту политическую, экономическую, социальную, культурную реальность, о которой повествует. Инновации в форме подачи материала в «Намедни» и «Стране и мире» (а эти передачи имеет смысл рассматривать именно с точки зрения эксперимента с формой, но не с содержанием) переносятся на обыденную жизнь.

Повседневность презентуется зрителю в виде ярко упакованного товара – путешествия с приключениями по прожитой неделе, как своеобразная награда за его оптимизм и успешность. Анонс «Намедни» зазывает зрителя  поучаствовать в интригующем действии. Обращает на себя внимание громкость голоса ведущего, почти переходящего на крик. Семиотически его речь выделена из общего речевого потока на телевидении. Знак прочитывается следующим образом: “это - не просто рассказ, а нечто иное, соответствующее напряжению и пульсации самой жизни”.

Как и в анонсе, в программе доминирует фрагментарность. Все повествование состоит из коротких клипов; нарратив постоянно разбивается на мелкие части, соединенные швами монтажа. Большая дробность относится и к организации картинки (и зрительского взгляда), и к построению сюжетов. В целом, в программе угадывается сопротивление “словам”, вербальной природе информации. Выбор делается или в пользу ритма, который подчиняет себе содержание, или в пользу визуальности, вещности. Источники визуального умножаются. В студии несколько экранов, по которым идут самостоятельные видеосюжеты. Телевизионный кадр, подобно кадру музыкального клипа, может делиться на автономные части, каждая со своим блоком видеотекста. Для культурного языка 2000-х гг. «информационность» (образ среды, насыщенной технологиями, которые ежесекундно перекачивают разнообразную информацию) - знак актуальности, адекватности времени. Он используется в программах как один из способов создания эффекта реальности.

Другое слагаемое правдоподобия – образ коммуникативной непосредственности и естественности ведущих в передачах. В «Стране и мире» они имитируют общение друг с другом перед рекламной паузой, как бы забывая о присутствии зрителя, ведут «оживленный разговор» и обмениваются шутками с обозревателем в студии.

Кажется, что в «Намедни» Леонид Парфенов стремится избегать “лишних” слов. Ведущий предпочитает перемещаться по студии, обращаясь к корреспонденту на экране, как если бы собеседник мог его видеть, двигаться, дотрагиваться до предметов, брать в руки вещи, которые могли бы привлечь внимание зрителей, а не идти “вглубь” разбираемого вопроса. Вещи используются не только как аттрактор, но и как аргумент, доказательство аутентичности, – они не лгут.

 

«В Липецке Путин и Берлускони открывали линию по производству в России итальянских автоматических стиральных машин. Товары народного потребления из Италии  это давняя отечественная традиция. У всех на Западе вещи примерно одни и те же, но у итальянских особенно близкие нам шик, блеск, красота. Как и весь российский капитализм - если и идет чьим-то западным путем, то, конечно, итальянским».	В кадре: Парфенов, произнося этот текст, выходит к стиральной машине, которая стоит на подиуме, закладывает в нее вещи, и возвращается за стол.
“…5 мая ее [-встречу команд] тоже будет показывать НТВ. А это футболка команды Монако. Название фирмы Федорычева “Fedkom”. Десятый номер испанец Морьентес, лучший бомбардир этой Лиги чемпионов. В матче с Челси он забил решающий гол. “Моим друзьям на НТВ в ‘Намедни’””.	В кадре: ведущий достает и разворачивает сначала футбольный шарф «Монако-Челси», затем клубную футболку Морьентеса.
“[Кимченирия] в честь нынешнего северокорейского лидера. Она бурно цветет. потом осыпается, вот как сейчас эта, потом снова бурно зацветает”.	В кадре: Парфенов извлекает из-за стола горшок с цветущим растением.
	(Выпуск от 25.04.04)

Внутри сюжетов также используется техника клипа: изображение и текст “нарезаются” так, чтобы разрушить длительность, непрерывность повествования. Независимо от того, о чем рассказывается в репортажах, они, должны восприниматься в стиле MTV. Иными словами, по другую сторону экрана конструируется образ зрителя, который быстро устает смотреть и слушать “про одно и то же”, следить за логикой повествования, не желает долго фиксировать внимание на какой-то одной теме или картинке. 

Так, например, один из сюжетов «Намедни» (выпуск 25.04.2004) был посвящен интервью Леонида Парфенова с Егором Гайдаром. В беседе с ведущим программы Гайдар аргументировал свое несогласие со статьей Михаила Ходорковского, которая вызвала волну дискуссий в прессе.

В кадре: мультипликационная вставка - заключенный в тюрьме пишет письмо; через решетку виднен дачный поселок. На дорожке перед домом разговаривают Гайдар и Парфенов. Сюжет идет не с начала интервью. Егор Гайдар: “Что бы и как бы ни говорил тот, кто подписывает подобного рода письма, надо понимать, что это письма Святой инквизиции”. Ведущий: “Но, все же, нельзя не согласиться, в России построен ужасающий капитализм. В очень бедной стране не то 26, не то 28 миллиардеров”.

Продолжительность кадров беседы около 15 секунд. Далее идет быстрый клип-врезка: небо и сосны - шов монтажа между кадрами -  Гайдар беззвучно жестикулирует - еще два шва - после этого следует ответ собеседника продолжительностью 30 секунд (за это время Парфенов побуждает Гайдара тронуться с места и начать движение по дорожке). Затем новый соединяющий части сюжета клип.

 

Фрагментарность привлекает взгляд к экрану. Она же устанавливает своеобразный фильтр, который не пропускает информацию, превышающую определенный уровень сложности. Разделительная черта между тем, что может быть воспринято при такой стилистике подачи материала и не может, проведена невысоко.

Формат электронного глянцевого журнала неустойчив: он подразумевает респектабельность, но способен смещаться в сторону желтой прессы. Заголовки (выпуск от 14.03.2004): «ПО КАБИНКАМ! – ПУТИНСКИЙ ТРЕХЧЛЕН – КРОВАВЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ – ЕСТ ТАКОЙ ЧЕЛОВЕК – ОГРОМНЫЙ ОРГАН БЕЗОПАСНОСТИ – ТЕПЛЕНЬКИЕ ФИНСКИЕ ПАРНИ – ШНУР С ГОРЫ». Если нет ничего скандального или неприличного в сюжете, то на это нужно хотя бы намекнуть в заглавии. В “Намедни” все большее место отводится скандальным, “жареным” новостям, рассчитанным на достаточно непритязательного зрителя. Движение в сторону бульварности прослеживается даже не столько в выборе темы (врачи-потрошители, крысы, терроризирующие город, людоеды, школьники, снимающиеся в порнофильмах и т.п.), но в выборе слов и видеоряда  для ее раскрытия, в самом тоне разговора.

«Ирина: «Ну, я не полностью была раздета. Ну, почти полностью. И так как-то сидела я там, ну, трудно уже изобразить, уже возраст не тот. Ну, как-то так примерно». Те фотографии Ире не понравились, их забросили в дальний ящик, а потом друг семьи увидел ее голой в Интернете среди полутора тысяч других фотографий на сайте под названием «Смоленские сучки». Ирина: «Там есть и порнографические откровенно, там и секс, оральный секс - несколько фотографий. Не в этом смысл. Тут получилось, как такая игра: посмотри и узнай своих знакомых»». (25.04.04)

«Мартин Хедман, актер: «Занимался ли я там сексом? Ну, кроме эпизода с мастурбацией, я ни с кем сексом не занимался. Только сам с собой. С одного дубля сняли!»». (23.05.04)

«В этих стенах однажды запахло жареным человеческим мясом. В домике на окраине Пензы компания собутыльников собиралась каждый день, пока один из участников застолья сам не оказался на столе под томатным соусом. Вообще-то в этом доме предпочитают собачатину – хозяин выращивал дворняг специально на мясо. Но в тот вечер всё пошло не так».

«Преступление каннибала – это дело вкуса. Александр Бухановский, психиатр: “Так же, как кто-то любит крылышко птицы, кто-то белое мясо, кто-то темное мясо. Точно также в каннибализме. Есть предпочтения, но употребляют в пищу такие части тела, как мышечные части”».

«Кладбищенский сторож Владимир Долгий менял сожительниц, как перчатки. Женщины легкого поведения у него жили весело, но недолго. Владимир убивал их, разделывал и мариновал в банках. Владимир Долгий: “Мяса очень много было. Собак тоже параллельно глушил. Получалось перепроизводство. Девать некуда было, приходилось консервировать”».

«Владимир Николаев: “Внутренние органы такие же, как у животных, а мясо сладковатое. Сравнить? Так его не сравнишь ни с чем, надо его попробовать”. <…> Что и как он ел, Николаев рассказывает непринужденно, как будто делится кулинарным рецептом. Владимир Николаев: “Сердце, печень, почки и ляжка немножко. Отрезал кусок, бросил в воду, отварил, потом поджарил на сковородке. Вопрос: “Без ничего, без соли?” Владимир Николаев: “Зачем? Кладешь соль, перец”». (23.05.04)

 Такая стилистика подкрепляется авторской установкой: «Давайте не все время воспитывать. Давайте закончим вот с этим: днем ты слесарь, но вечером будешь читать Стендаля — во что бы то ни стало…».[xx] Материалы и способы их подачи должны соответствовать ожиданиям публики. Но развлекательность материалов может строиться по-разному и выражаться на разном языке. Легкие каламбуры, остроумное и развязное повествование про расчленение и поедание жертв, с видеорядом (мясо, подразумевается, человечье, его разделывание и готовка, и т.д.), отсылают зрителя к вполне определенному дискурсу газет “Жизнь” или “Спид-инфо”, не претендующих ни на аналитику, ни на гламурную респектабельность.

В “Намедни” и “Стране и мире”, конечно, присутствуют несхожие по устройству сюжеты, созданные разными авторами. Но в них прослеживаются общие приемы. Сходство касается тех объяснений, которые даются событиям. Объяснение, интерпретация чаще всего строятся на упрощении. Короткий комментарий предпочитается более длинному обсуждению. Текст может соединяться в целое благодаря ассоциациям; приоритет отдается визуально узнаваемым знакам, изобилие которых скрывает отсутствие анализа.

Характерный пример - сюжет о визите Сильвио Берлускони в Россию в “Намедни”. В кадре дается маленький фрагмент речи Берлускони, который успевает сказать по-итальянски: “для меня большая радость и счастье...” Здесь сцена прерывается, и начинается быстрая смена кадров с реалиями, отсылающими зрителя к образу Италии (манекены и надпись “Versace”, Тото Кутуньо, тела расстрелянных российских “мафиози”, М.С.Горбачев и девочка, пробующие пиццу, мебель в салоне, машины). Текст комментария строится от зацепки за случайное слово, и далее разворачивается по ассоциативному признаку:

««Феличита» - слово какое знакомое! «Друг Сильвио» начинал свою карьеру, работая певцом на прогулочных теплоходах. Он и не знал, что эти сладкие мелодии и ритмы итальянской эстрады - «ле канцоно пьяно-пьяно» - отпевали советский застой. Потом наш капитализм начался со слов «мафия» и «Версаче». В ранние девяностые русские кланы расстреливали друг друга, как прежде только итальянские, и каждая их золотая пуговица была видна с другой стороны улицы. В России мгновенно прижилась пицца и слово «паста» теперь значит не только то, что из тюбика. Рыжая кожаная мебель итальянского производства сделала каждый богатый русский офис похожим на зал ожидания дорогой парикмахерской, а у их хозяев «Мерседесы» – для дела, а «Феррари» – для души». (25.04.04)

Интерпретация, поскольку она обязана быть несложной и занимательной, апеллирует к готовым формулам, присутствующим в сознании аудитории. Берутся те формулировки, которые лежат на поверхности, благодаря включенности зрителя в массовую культуру. Разделяемые суждения, “народная мудрость”, штампы из песен и кино нередко составляют главную опору текста. Речь комментатора с избытком насыщается цитатами и каламбурами. (Например: «Таких подъездов в Смоленске много, и милую не узнаешь по походке, а вот лицо Ирина попросила закрыть»; “По границе Вася больше не ходит хмуро”).  Для большей доказательности употребляются генерализирующие суждения (“Обычное пренебрежение в России частной жизнью”). Представление новой информации часто строится по логике “приведения к известному”. Так, например, в “Стране и мире” спецкорреспондент Андрей Лошак анализировал ситуацию в Аджарии, предшествовавшую отставке А.Абашидзе:

“Я разговаривал с Асланом Абашидзе. Вы знаете, что его там называют “дедушка”..? Когда его видишь в первый раз издали, действительно, это такой маленький дедушка. Но это ощущение пропадает, когда вы видите его глаза - холодные и очень властные. <...> Все это, вы знаете, мне напомнило, вот, по литературе, если вы помните, Тегеран 70-х годов, когда это была такая шахская республика, очень американизированная. Шах был страшно продвинутым человеком. Там тусовалась богема из Америки и Европы, и все это на фоне вот такой клокочущей, подбирающейся исламской революции, когда народ вообще уже... Верхи не могли, низы не хотели. И это ощущение такого вот праздника во время чумы у меня было”.

Объяснение, таким образом, строится при помощи заимствованных из разных контекстов распространенных культурных клише. Желание упрощать совпадает с не менее сильным желанием нравиться. В приведенном примере расставлены маркеры “для посвященных”, отсылка к богемности. (В соответствии с этим “подмигиванием посвященным” Хемингуэй  в сюжете “Намедни” будет именоваться не иначе как “старик Хем”).

В менее искушенных информационных передачах, копирующих этот стиль, “неформальность” речи и стремление иронизировать в сочетании с тривиальностью языка делают тон высказывания еще более проблематичным.

 [О статье, подписанной Михаилом Ходорковским] “ Оказалось, что чуть ли не половина покаянного текста слизана с сайта Утро.ру, из статьи “Манифест либерального кризиса”. Манифест, из которого олигарх якобы надергал цитаты, был опубликован на Утре.ру две недели назад. Автор - некто Степанов, кто такой неизвестно. <...> Ощущение полной шизофрении дополняют объяснения самого г-на Белковского. <...> Пока Белковский думал о судьбах Родины, беглый Невзлин из Израиля тайно пробрался в Бутырку, выкрал сочинения Ходорковского и опубликовал их под именем Степанова”. (“Вести+. Москва”).

Теоретически, в программу в жанре “infotainment” может быть помещена любая информация. Сами авторы стремятся к полноте, располагая сюжеты по контрасту (“фитнес” и рубрика “бедные люди”),  “окликая” состоятельных людей и “народ” (что не избавляет сюжеты вроде “Бедные люди: ученые” от ощущения собственного превосходства).

“Тяжелый рюкзак режет онемевшие плечи, но мученик науки Иван Воробьев давно не обращает внимания на такие мелочи. Утро ученого-физика начинается с поливки. ...Две сотки земли и особнячок без окон и дверей – венец научной карьеры. Денег на постройку туалета у Воробьева не хватило. ...Все свободное время проходит на делянках с помидорами. ...Помидорная диета сделала из идейного физика лирика. Воробьев начал писать стихи, потом хотел совсем забросить науку, но тут замаячила долгожданная прибавка к жалованию. Ученый защитил диссертацию и сразу вставил новые зубы”.

Часто актуальные темы только обозначены в программах. Информация о них симулируется, а место, которое мог бы занимать аналитический комментарий, отдается “сенсации”.

“Леонид Парфенов: “Ситуацию в Чечне на неделе резко изменила операция боевиков, которые в минувший Понедельник в Ножай-Юртовском районе убили семь милиционеров. <...> Эхо ответного удара федеральных сил долетело и до соседней Ингушетии. В станице Слепцовская уничтожен вахабитский эмир Магомед Хашиев. Известно, что он всегда носил, не снимая, пояс шахида. Выясняется, что это был еще и пояс верности его другу, арабскому наемнику Абудзею”. Илья Шабалкин, представитель оперативного штаба контртеррористической операции: “Через него поступают и распределяются деньги для совершения различных преступлений. Помимо всего прочего, Магомед Хашиев являлся его сексуальным партнером.  Хотите оставляйте это, хотите нет””. Вроде бы случайная скандальная фраза становится “ударной”, и становится очевидным, что остальной сюжет был снят ради нее.

В изучаемых программах выстраиваются двусмысленные отношения с оппозиционностью. В “Намедни” используется фигура иронии, при помощи которой ведущий обозначает свою дистанцию и от материала, и от произносимых в кадре слов. Но это тоже, скорее, имитация иронии. На нее делается заявка, но в тексте отсутствует сама интерпретация, которая ее должна была бы обосновывать.

В программах немало места занимают конструкции поп-культурного имиджа президента, которые замещают сатиру. “Фрагмент мультфильма (Владимир Путин рядом со стиральной машиной): «Раньше приходилось замачивать где попало, но теперь я избавился от замачивания благодаря вот этой вот машинке, которую рекомендовал мне мой друг Сильвио»”.

“Главный олигарх Берлускони, который стал править страной, – это, конечно, плохой пример. Но с другой стороны, Берлускони – правитель страны – ее главный олигарх. Это так по-нашему! <...> А что, жизнеутверждающий получился капитализм. В странах, преодолевших олигархию, скучная политкорректность. Там первые лица работниц конвейера не целуют. <...> Сильвио Берлускони, премьер-министр Италии: «Мы с президентом Путиным соревновались, кто из нас первым поцелует наиболее красивую и наиболее хорошо работающую девушку на предприятии. Выиграл он, я проиграл»”. (“Намедни”, 25.04.04)

«Эх, дубинушка, ухнем! Это былинный фитнес. …Надежда Бабкина, певица: «Вы ж сами знаете программу президента: вся страна чтобы стала спортивной, здоровой. В здоровом теле – здоровый дух. Если к этому добавить национальное самосознание, национальный колорит - ух, ребята, далеко пойдем!» 14 марта, в день выборов, президент встретился с силовиками и сообщил избирателям, что сбросил вес. Когда сильный президент среди сильных и дисциплинированных боксеров – как тут России не встать с колен!». (“Намедни”, 25.04.04)

Намек на иронию (за которой с некоторым усилием можно усмотреть критическую позицию) соединяется с некоторым любованием властью (подобно тому, как это происходит в популярной песне “Хочу такого как Путин”). Складывается образ легчайшей оппозиционности “для посвященных”.

“Вместе с тем, для тех, кто вписался в рынок, наше время представляется шансом. Несмотря на войну в Чечне, бездарный парламент… Есть класс оптимистов, какой-то такой стихийный, живущий за счет того, что все активные люди у нас молоды и все как-то покатило, все в кайф. Я думаю, что они не очень анализируют — почему. <...> Тот оптимизм, который есть, несмотря на Чечню и чеченку в кадре, так это разлито и в самой жизни. Ведь именно самая успешная часть нашего общества скептичнее всего относится к партии “Единство”, к Верхней и Нижней палатам и вообще к власти. Она как бы отодвигает это от себя, старается не участвовать, но при этом вполне лояльна к существующему режиму».[xxi]

“Скепсис”, стремление “не участвовать” вместе с “лояльностью” (вызывающие в памяти фразу героя М.Булгакова “я за большевиков, но только против коммунистов”) создают фон для разнообразных материалов в программах. Во многом они объясняют выбор сюжетов, и акцент, который делается на инновациях в работе с формой.

Массовая культура в конкретных условиях имеет свой язык, на котором думают и говорят люди. С одной стороны в популярную телевизионную продукцию проникает официозный язык, в котором соединяются элементы мобилизационной риторики (с внутренними и внешними “врагами”, военно-патриотическими призывами “быть готовыми”) и знаки ностальгии по советскому прошлому. Добавим к этому изобилие юмористических передач (с остротами на тему “возвращается муж из командировки”) и “попсы” невысокого качества. С другой стороны, авторитетная для российского телевидения версия  жанра «infotainment» в программах “Намедни”, “Страна и мир” предлагает  язык «easy listening & watching». В них преобладает симуляция: в тексте расставляются знаки информации, знаки аналитичности и, в итоге, имитация позиции.

В целом остается неясным послание, “message” изучаемых программ. Что в них говорится, и кому адресовано сообщение? Парадоксально, но в них нет высказывания. В роли сообщения выступает медиум в чистом виде.

Претензия ли это к самому жанру информационного развлечения? Нет, в этом жанре могут реализовываться самые разные идеи и концепции. “Infotainment” не был изобретен авторами “Намедни” и “Страны и мира”. Проблема заключается в том, что в этих программах он реализуется упрощенно, в ущерб профессии, и в том, что они ставятся на место собственно информационных и аналитических передач. Успешность этих проектов во многом связана с пока еще сохраняющейся монополией на форму подачи материала. В отсутствии конкуренции со стороны других аналитических, новостных, развлекательных телепередач, сочетающих успешность с высоким качеством, их создатели могут позволить себе выбрать нерефлективный путь.

В “Намедни” и “Стране и мире” демонстрируется профессионализм, который можно назвать технологическим. В этих программах конструируется та реальность, которая кажется их авторам востребованной. Складывается впечатление, что именно эта децентрированная “облегченная” реальность отвечает на запрос потребителя. Однако, в этом есть своя трудность: создатель программы зависит от смоделированной им аудитории-“массы” и уподобляется ей. Характерные черты этой конструкции становятся его собственными. Между тем, задача подобного проекта могла бы состоять в том, чтобы попытаться делать интересы, языки, приоритеты аудитории более сложными.

Технологический профессионализм в изучаемых программах не восполняет недостаточность концептуального, риторического, эстетического профессионализма. Технологические инновации замещают обдумывание проблемы, выбор точных слов для ее репрезентации. Языковое и образное пространство насыщается случайными ходовыми словами и образами. В результате снижается качество продукции и общий уровень требований к профессии.

Современная российская культура переживает ситуацию безъязычия: старые слова не работают для описания сложного мира.  Думается, что в средствах массовой коммуникации должен вестись поиск адекватного профессионального ответа, новых концептуальных оснований для представления реальности.

 

В. Зверева